“Истории моего двора” - Часть Пятая
“Истории моего двора” - Часть Пятая.
“Не жалейте дохлую ворону”
Наш знаменитый двор на улице Заславского многие годы держал первое место среди Одесских дворов. Хотя в нем не жили мировые знаменитости, кроме меня, конечно. Наш дом славился насыщенностью событий и двумя замечательными проститутками. Их, по крайней мере, знали все мужчины нашего города от пятнадцати до девяносто пяти. Может были и постарше? Надо уточнить.
В квартире сумасшедшего дедушки Мони поселили бывших антисемитов Зину и Жорика. Бабушка сказала:
“Или они перестроятся, или подавятся своим антисемитизмом”.
В Политбюро фразу внесли в протокол, там она хранилась до времен Горбачева. Чтоб вы знали, его «перестройка» пошла от моей бабушки.
После того, как Жорик хлебнул большой глоток водки, он подавился, алкоголь пошел не в то горло. Жорик сильно и долго кашлял. Зина орала
- Чтоб ты подавился, проклятый!!! - дубасила его кулаком по спине. Мы дети, сидя в лодке дворника Василия Ивановича ничего не понимали. Жорик и так подавился.
Чего же Зина хотела? Чтобы он два раза за раз подавился? Жестокая она.
Мама вышла на балкон, побежала в бывшую Монину комнату и елейно рявкнула:
- Положи одну руку на темечко, придурок деревенский!
Жора давиться перестал и перестал быть антисемитом, так ему моя мама понравилась.
Кира Исаковна не взлюбила Зину, у той тоже был черный рот. Соседи никак не могли определить у кого рот чернее. Спор затянулся, конец его растворился в тумане времени, вместе с нелюбовью Зины к евреям. Евреи все - это одно, а евреи нашего двора - другое.
Однажды Павлик приволок с развалки дохлую ворону. Это было настоящее богатство. Мы решили её вылечить. Из бабушкиного махрового полотенца соорудили постель, уложили в нее мертвую птицу, накрыли свободным концом, как одеялом.
Дети не воспринимают смерть, как нечто окончательное и бесповоротное.
В детском воображении смерть - сложное, долгое заболевание, оставляющее надежду. Уповая на лучшую долю, из шелковицы сделали лекарство. Райка стырила из Светкиного ящика какую-то таблетку, с трудом раздвинула клюв, я забросила украденное лекарство. Затем закопали шелковичную бурду. Ворона не ожила. По задницам получили все. И за полотенце, и за таблетку, и за пипетку, и за мертвую птицу. Дохлую ворону у нас отняли. Мороженого лишили.
Пришёл Шурик, будущий трансвестит, и рассказал анекдот:
- Едет эстонец по дороге, видит лежит мертвая ворона. Поднял ее, бросил в телегу.
- Пригодится, - сказал. Через год едет. Выбросил ворону под тоже дерево.
- Не пригодилась.
Нам было не смешно. Мы не знали какие эстонцы медлительные, вообще не знали про эстонцев.
В воскресенье у тети Зюмы заболел живот, она стонала и плакала. Сбежался весь двор.
- Может внематочная беременность, - предположил дядя Миша, разглядывая выпирающий живот Зюмы.
- Пшонки переела вчера, - скромно, но артистично, взмахнув рукой, молвила проститутка Сарра.
- Перетрахалась, - заключила проститутка Маня. От обиды Зюма аж заголосила во всё горло.
- Манька, ты ж бл*дюга толстожопая, всех по себе судишь. Я порядочная женщина. У меня аппендицит.
- Я теперь как все. Очень порядочная, - возразила Маня.
Моя тетя Лиля отвезла Зюму на Слободку в больницу, ей вырезали этот самый аппендицит.
- Ещё какой-то час и мы бы её потеряли, - объяснила старшая медсестра.
Я успокоила Павлика:
- Твоя мама чуть не потерялась, тетя - сестра нашла ее. Не волнуйся. Все хорошо. В больнице будет одну неделю. Павлик так обрадовался, просто неудобно стало.
Хирург, оперировавший и наблюдавший Зюму, сказал, манная каша не полезна, пюре не полезно, сметаной запихиваться тоже вредно. И доктору, ковыряющемуся в кишках, Зюма поверила.
- Глатай, гаденыш малый, - мы слышали последний раз до операции. Павлик получил полную амнистию, так объяснил папа. Только-только Зюма пошла на поправку, только-только вернулась к нормальной жизни, произошла история всколыхнувшая не один наш двор, а всю улицу.
В доме номер четыре на углу Заславского и Кирова жила “та самая гадина”, к которой бегал Светкин муж Толик, отец моей закадычной подружки Раюни. У этой семейки была мерзкая псинка пинчер Муля. Собачка не могла пройти мимо четвёртого номера. Рвалась с поводка, тявкала, как сумасшедшая. Оказалась Толик с Мулей каждый день навещали “ту самую гадину”.
- Глупый пинчер привел Свету к нехорошей женщине - пробл*ди, - обсуждали происшествие мои родственники.
Светлана, вполне приличная, почти интеллигентная, конечно, не такая как Кира или хотя бы Лена, но тоже ничего, побила “эту гадину”. После драки Кира и проститутка Сарра разбили оной все окна, бросая в них камни.
По всей улице Заславского между Чкалова и Кирова все дворы заклеймили позором любовницу Толика.
- Если бы она жила не в нашем районе такого геволта не было бы, - подытожил Изя, очень воспитанный муж Киры Исаковны и покраснел.
Клава, жена удачливого священнослужителя, собственноручно оттаскала преступницу за косы. Этой мерзкой твари, как назвала ее моя бабуля, пришлось переехать.
Двор постановил выгнать Толика из дома.
- Пусть катится к своей шалаве, - постановили на общем собрании.
- Нам дохлая ворона не нужна, не пригодилась. Все знали анекдот Шурика.
Через неделю Толик приполз на четвереньках, просился домой.
- Не жалейте дохлую ворону, - изрек дворник Иван Васильевич.
Даже ходок Миша возмущался поведением Толика.
- На одной улице - это кощунство.
Понятное дело мертвая ворона никому не нужна. А живой муж, хоть и провинившийся всем нужен.
- Света, прости Толика. Две недели большой срок для наказания. Не дай Бог, привыкнет без семейных забот, - строго урезонила разбушевавшуюся Светлану моя самая мудрая в мире бабушка.
Вы же знаете, с бабушками не шутят.
 |
| Иллюстрация – Лариса Юрасова |
Комментарии
Отправить комментарий